Gella

НАЧАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ ПРОВЕРКИ

 

  Безусловно, она была хороша, выглядевшая непокобелимо блондинка на четыре с плюсом, а я, на тот период — одинок. Её коллега, брюнетка с окольцованной правой лапкой, сидевшая за соседним столом, тоже тянула на четвёрку, но с минусом. Перед каждой стояло по плоскому монитору, от которых они одновременно оторвались при моём появлении.

  - Могу я зарегистрироваться для работы в архиве? - спросил я, и получил от четвёрки с минусом листочки с анкетой и заявлением на имя директора заведения...

Через десяток минут брюнетка сверила заполненную анкету с данными паспорта, наклеила принесённую мной фотографию на бумажный пропуск и переадресовала к блондинке, которая вкратце пояснила правила работы, забрала свежевыданный пропуск и выдала квиточек с отмеченным на нём временем, подняв на меня светло-серые глаза с едва тронутыми тушью ресницами.

В этом историческом архиве, где хранились документы до 1917 года, я намеревался проработать недолго, подобрав материал к недописанной повести, основанной на документах середины девятнадцатого века. И действительно, поисковая система указала на пару десятков дел, просмотреть которые можно было за семь или восемь посещений.

С блондинкой я познакомился после третьего, в пятницу, нарочито задержавшись у её стола и, дождавшись встречного взгляда, многозначительно вздохнув.

Что-нибудь случилось? - опрометчиво спросила она.

Да, - признался я, не отводя глаз, и опустился на соседний стул

   Блондинка улыбнулась и переспросила: - Что-то случилось, Павел, Сергеевич?

          Видимо, у неё была привычка переспрашивать.

  - Вы запомнили моё имя и отчество? - невежливо контратаковал я.

          - Не только, - ласково ответила она. - Мне и стихи понравились.

         - Зачем же вы тратили на них время? - польщённо пролепетал я. - Есть же Мандельштам, Бродский, Цветаева...

    Не скромничайте, - этот ответ поработил меня окончательно, но, сообразив, что наиболее глупым сейчас было бы застенчиво уйти, я с простодушным видом молча протянул ей раскрытый блокнот и авторучку.

     Блондинка немного помедлила... и написала внизу странички номер мобильного и имя — Оксана, машинально вернув блокнот и позабыв отдать авторучку, потом спохватилась, но я, демонстративно спрятав руки за спину, пообещал позвонить вечером и ретировался, оглядываясь на неё и улыбаясь.

          Оксана глядела мне вслед и тоже улыбалась...

    Её голос по телефону оказался более низким, чем обычно, но не простуженным. Наверное, когда-то она его вырабатывала специально, а зря.

        В момент моего звонка Оксана предавалась пятничной выпивке с друзьями, но вышла из-за стола, и мы проговорили довольно долго, условившись через день погулять по набережным...

   Она приехала раньше и, когда я вбежал в вестибюль метро, стояла, повернувшись к тяжёлым входным дверям, одетая в лёгкую голубую курточку, джинсы, обтягивающие полноватые бёдра, и удобные бежевые слиперы. Ранее я видел её только сидевшей за столом, и обрадовался, что она оказалась не выше меня ростом.

      Мы проследовали по истоку Московского проспекта мимо Технологического института с памятником творцу периодической системы, выбитой на стене учреждения, свернули налево и пошли по тротуару параллельно Фонтанке, изредка обгоняя прогуливавшиеся семейные группы.

      Быстро ходить она умела.

     У ворот, ведущих к Молодёжному театру, Оксана осведомилась, не женат ли, случайно, я, и получила честный отрицательный ответ и аналогичный вопрос, оказавшись тоже разведённой и воспитывавшей семиклассного сына, не желавшего ходить в школу, что вызвало у меня искреннее понимание. Жили они в просторной трёхкомнатной квартире, из которой благородно выписался переехавший в Москву муж.

    - А вы в чём живёте? - осведомилась Оксана, задержавшись у входа в Державинскую усадьбу.

     - У меня однокомнатная, неподалёку отсюда, - ответил я, рассчитывая пригласить её после прогулки к себе. - В доме, построенном в конце девятнадцатого века между тремя соборами — Троицким, Исаакиевским и Никольским. Возможно, поэтому мне там и пишется так легко.

        - То есть, вы официально нигде не трудоустроены? - спросила она, когда мы перешли, немного не дойдя до Лермонтовского проспекта, через небольшой мостик и оказались на набережной Крюкова канала.

          - Из НИИ я ушёл, и изредка подрабатываю по договорам подряда.

          - Денег на жизнь хватает?

          - Хватает. Я ведь живу один.

          - А на путешествия?

       - Смотря куда. Раньше ездил по конференциям, был и в Америке, и в Европе, и в Северной Африке...

          - Вы ведь - доктор наук.

        - Да, - изумился я её осведомлённости, но вспомнил, что в заполненной мною анкете была графа об учёном звании.

          - Так вы всё бросили, чтобы сочинять стихи и рассказы?

      - И совершенно не жалею об этом, поскольку занимаюсь тем, чем хочу. Недавно начало понемногу капать с продажи первого сборника.

          - Вы счастливы? - неожиданно спросила она.

          - Почти... - ответил я, многозначительно взглянув на неё.

          - Полного счастья я вам сегодня не обещаю, - рассмеялась она.

      Мы молча перешли Садовую и оказались в районе семимостья, посреди чудесного архитектурного ансамбля.

          - Очень красиво! - восхищённо произнесла Оксана.

          - Моё любимое место в Питере, - констатировал я.   

          - Какая у вас машина? - невзначай спросила она.

          - Никакой, хотя права я получил лет двадцать назад.

          - И не было?

          - Нет. Неоднократно собирался купить, но каждый раз что-то срывалось. А когда переехал в центр, понял, что с машиной проблем будет больше, чем без неё.  

         - А я свою продала. Сначала было неудобно, но потом пообвыклась. Архив — в пяти остановках метро с одной пересадкой.

          - Ваши родители живы?

       - Только мама. Она живёт с нами, помогает мне с сыном, хотя сама уже нуждается в помощи. А ваши?

          - Увы..

          Перейдя по Львиному мостику, мы отправились вдоль канала Грибоедова.

     - А дача у вас есть? - спросила она, остановившись и уставившись в медленно текущую свинцовую воду.

       - Дачу  оставил жене, - вздохнул я. - Мы дальше пойдём на Мойку или к Новой Голландии?

        - А где ближайшее метро? - неожиданно переспросила Оксана.

 Что-нибудь случилось? - моя надежда провести с нею, как минимум, вечер, сбросила краски и стала стремительно затухать.

      - Ничего. Мне, просто, пора. Дома всё брошено... - её плечи вздрогнули, как от озноба, и она устремилась вперёд частыми нервными шагами, будто опаздывая в туалет.

        Подзадержавшись на старте, я догнал её, засеменил параллельно и, не зная, что говорить, спросил:    - А всё-таки, откуда вы узнали по мои стихи?

     - Это входит в наши обязанности, - бросила Оксана. - После того, как пропуск в архив выписан, мы находим данного человека в интернете, анализируем его деятельность и докладываем руководству. Кстати, недавно, проверив одного посетителя, обнаружили его причастность к экстремистской организации.

        - И, заодно, ищете себе женихов?

        - Что в этом плохого? - вновь переспросила она.

       - Действительно, ничего, - произнёс я, будто поставив подпись под пактом о капитуляции.

    У метро Оксана протянула мне чуть влажную ладонь, распрощалась и скрылась за дверями...

    Когда я пришёл в архив в следующий раз, она, заметив меня издали, опустила глаза, формально поздоровалась и, забрав пропуск, выдала квиточек с проставленным временем, а на вопрос о количестве выявленных за день врагов народа и потенциальных претендентов на тест-драйв, извинившись, ответила, что не поняла...

    Я посетил это учреждение ещё пару раз, собрал искомую информацию, дописал повесть и забыл.

       Но вот, вдруг, сегодня, вспомнил...