Gella

 

Мемориал

 

Не надо. Не плачьте.

Пусть ваши глаза будут ясны и зрячи.

Не плачьте. Не плачьте.

Не плачьте. Не надо.

Всегда на руинах наводят порядок

Для новых парадов.


 

Секунды тут медлят.

Глядите как тянутся руки сквозь землю

К цветочному стеблю

Как к высшей награде.

Нет, вовсе не истины сгорбленной ради,

А просто погладить.


 

Тут медлят минуты,

И капли дождей обрываются круто,

И звёзды салютов.

Тут ветер кружится,

И сверху летят на застывшие лица

Кленовые листья.


 

Тихонько вздыхая

Сидит, поминальную книгу читая

Любовь вековая,

Полощется пламя,

И корни сплелись, прорастая сквозь раны,

С другими корнями.


 

Не надо. Не плачьте.

Дрожащие пальцы в ладони запрячьте.

Не плачьте. Не плачьте.

Апрель 1987


 

***

ПРОСТАЯ ИСТОРИЯ (Памяти бабушки Анны)


 

В малюсенькой избушке

Оконцами в рассвет

Жила-была старушка

Семидесяти лет.

Раненько встав, молилась,

Вздыхая, образку,

И по воду ходила

К лесному роднику,

Печурочку топила

И, накалив плиту,

В кастрюлечке варила

Нехитрую еду,

Потом опять трудилась,

И светлая лицом,

Передохнуть садилась

На ветхое крыльцо,

И разгоралось сонно,

Сквозь позабытый страх

Безумие в бездонных

Старушечьих глазах,

И вновь по кругу мчался

Набор знакомых фраз

И заново рождался

Бесхитростный рассказ

Про молодые годы,

Когда меж славных дел

Предатели народа

Шли, каясь, под расстрел,

И множились усилья,

И плавился металл,

Пшеница колосилась

И частник отступал,

По улицам пыхтели

Упрямые ЗИСы,

Трамвайчики звенели

Невиданной красы.

А что до жизни личной,

Я замужем была,

Трудилась на «отлично»,

Двух дочек родила.

Был питерским рабочим

Избранник вечный мой,

И жизнь казалась прочной

За ним, как за стеной.

Был жив товарищ Сталин

И с ним жила страна,

Но тихо подступали

Лихие времена.

Брусчаткой застучали

Шаги стрелковых рот,

И муженька призвали

На ленинградский фронт,

А в городе сменялся

Бомбёжками обстрел,

Но город не сдавался,

Сражался и терпел.

Для сотен ленинградцев,

Да малых по годам,

Пришла эвакуаций

Скупая череда,

И на большую землю

Направил самолёт

С моею дочкой бедной

Отчаянный пилот.

Сто двадцать пять малюток

И с ними мою дочь

Убил немчина лютый

В ту пасмурную ночь,

Сдавил тройною силой

Беспомощный конвой,

И не найти могилы

Под лесом да травой.

Случилось то в начале

Блокады. Шли полки.

Еще не выдавали

Голодные пайки.

Ещё не покрывалась

Ледком в ведре вода,

И сколько бед осталось,

Не знали мы тогда.

А вскоре захворала

Моя вторая дочь,

Я без толку металась,

Но не могла помочь.

Тихонечко истлела

В ней крохотная жизнь

И, маленькое тело

На санки положив,

По снегу дотащила

До кладбища в метель,

Где в братскую могилу

Среди холодных тел

Упало тельце в шубке

С повязанным платком.

Вот так моей малютки

Не стало. Шла пешком

По улицам знакомым,

Сквозь падающий снег,

Пришла к родному дому,

Да трети дома нет...

А дальше вереницей

Шли дни, и я жила,

Работала в больнице,

Да в ней же и спала.

Но вот врагов проклятых

Мы вышвырнули вон,

И в гордом сорок пятом

На мужа моего

Прислали похоронку,

Листочек скуп да мал,

Что, мол, в боях под Шлёнском

Он смертью храбрых пал.

Когда ж победный праздник

Справляла вся страна,

В слезах в подвале грязном

Сидела я одна.

Потом пошла по свету

Искать себе приют,

Нашла избушку эту,

Жила лет десять тут,

Затем обратно в Питер

Вернулась и опять

В клетушках общежитий

Промыкалась лет пять.

Трудов не избегала,

И власти то учли –

В квартире коммунальной

Мне комнатку нашли,

А там официально

И старость подошла,

Мне пенсию подали

На двадцать три рубля.

Пошла по кабинетам

Я правду добывать,

Пыталась документы

Архивные искать.

Без них «я не трудилась

В войну и до войны» –

Бубнили и твердили

Чернильные чины.

Горька несправедливость.

Сильней, чем боль, чем страх…

Вот так я очутилась

Опять в лесных краях,

Где очень было трудно

Всё заново начать,

Спасибо добрым людям,

Что не дали пропасть…


 

Тут голосок старухи

Обычно затихал,

А блеск в зрачках колючих

Стирался. Затухал.

На небе подгоняли

Друг друга облака,

Навытяжку стояли

Шеренги тростника,

Закатом наслаждался

Берёз курчавый взвод,

А под травою стлался

Медлительный восход.

Шла отдыхать старушка,

Шло горе за ней вслед

В избушку-развалюшку

Оконцами в рассвет.

Дверей не запирала.

Случись – Господь спасёт.

Горела вполнакала

Лампадка. Вот и всё.

Август-сентябрь 1987


 

***

 

С маленькой часовенки

Сдёрнут крест верёвкою,

По траве разбросаны

Книжные листы,

Стены размалёваны

Знаками бесовскими,

Саблею покошены

Гордые цветы,

 

Взрыхлена копытами

Узенькая тропочка,

Словно от проклятия

Уходил отряд

Беглыми бандитами.

Видно, очень хлопотно

Славное занятие

Церковь отделять.

 

Солнечное золото

По зелёной скатерти

Крадучись тихонечко

Лучик расплескал.

Надвое расколотый

Образ Божьей Матери

Светленький мальчоночка

Воссоединял.

Октябрь 1987

 

***

 

КОЛЫБЕЛЬНАЯ


 

Смеркается... Ветер при ранней луне

К душистой кроватке проследовал.

«Ну что я могу рассказать о войне?

Меня и на свете-то не было.

Который десяток на мирный салют

Взирает толпа зачарованно,

Все реже на немцев в атаку идут

Ватагой мальчишки дворовые,

Нечасто сегодня людей пожилых

Встречаешь на улицах. Жалкие

Блокадницы вдоль коридоров слепых

Родными бредут коммуналками,

От хрупких и тромбофлебитных корней

Вобрав позабытую, косную

Привычку не думать о завтрашнем дне.

Прожить бы сегодняшний, Господи!

Их вечный вопрос: "Ты последний, сынок?"

Завис в исполкомах и клиниках...»

(Издав под окном дребезжащий звонок,

Умолкла трамвайная линия).

Февраль 1988

 

***


 


 

ЛЮДИ


 

В час, когда с залива тянет холодом

И на крышах сумерки лежат,

Расцветает лилией над городом

Наша память, верная ханжа.

Воздух чуть заметно пахнет ладаном,

И бредут вдоль каменных аллей

Через подворотни триумфальные

Люди, люди… Множество людей.

За спиной у многих ранцы-ранчики

Горбиками серыми торчат.

Тишина. Лишь в чьём-то чемоданчике

Старенькие ходики стучат.

Из фигур отдельных масса слитная

Движется, твердя нестройный шаг,

Будто бы привязанная нитями

К пальцам, зло сжимающим кулак.

Локтем к локтю. В чём-то одинаковы,

Шаркают подошвами сапог,

Стелется от поистлевших ватников

Лагерной махорки запашок.

Безоружные, вооружённые,

С мраморной усмешкой на устах,

По приказу вовремя снабжённые

Пустотой в обоймах и стволах,

Однорукие и одноногие,

С костылями и без костылей…

Реют в небе письма треугольные

Стайками почтовых голубей.

Зимними замотаны платочками,

Дети вдоль домов идут гуськом,

Уголки на тощих позвоночниках

Стянуты нехитрым узелком.

Прячут в кулачках кусочки чёрствые

Сладкого блокадного пайка.

Поднимают комсомольцы рослые

С прозорливым гением плакат.

Чешую сдирая о поребрики,

Тащится магнитная змея,

Ласково сияет смерч серебряный,

Над проспектом медленно струясь.

Притяженью нету сил противиться.

Не заметил – и уже в толпе.

По асфальту шлёпают, пассивные,

Ноги, словно сами по себе.

Теснота. Единство. Нет возможности

Самому себя остановить –

Сразу сзади голос настороженный:

«Ну, чего копаешься? Иди!»

Спереди затылки гладко бритые.

На одном – запёкшаяся кровь.

Волосы, фуражками покрытые,

Шляпами, лохмотьями платков.

По бокам – суровые, угрюмые

Головы. Лица не разглядеть.

Сумерки на профили чугунные

Серым гримом наложили смерть.

У соседа справа, подполковника,

Тряпкой перевязана рука.

Рядом с ним вышагивает ровненько

Рядовой гвардейского полка.

Слева старшина несёт за горлышко

Бутылёк трофейного винца,

Орденов поблёскивают солнышки

На груди у Родины бойца.

Для толпы в преградах нет значения –

Мост, понтон, верёвка или брод,

Составные капельки течения

Катятся по плоскости вперёд,

В том числе и тело моё полое,

Мягкое, безвольное… Но вдруг

На плечо легла ладонь тяжёлая:

«Не спеши, еще успеешь, друг».

Я застыл. Кругом мелькали чёрные

Витязи расстрелянных когорт.

Сзади расступились люди поровну,

Образуя узкий коридор,

А потом привычно и обыденно

Впереди меня сомкнулся строй.

Нет, не помню, где я раньше виделся

С девочкой, что шла вперёд спиной.

Может, не исполнил обещание,

Детский малозначащий наказ?

А она ручонкою отчаянно

Всё махала, как в последний раз.

Июль 1988

 

***

 

Затаённо и затаёженно,

Не изведано, не исхожено.

Вся земля мерзла как галактика,

Вся вода стекла во ГУЛАГ-река.

Горе синее, как глаза Руси,

Всё равно что вниз, что наверх проси.

Гладок девственный возле тропки снег,

Влево, вправо ли, всё одно – побег.

Вороновый пляс да смолистый кол,

Вороватый взор, воронёный ствол,

Во грехе лихом или в святости,

В несогласии или в пакости.

Всё едино – гроб без примерочной,

Да значками тушь на фанерочке

Пятизначными, шестизначными.

Здоровее тот, кто удачливей,

Посильнее кто, повыносливей,

Попродажнее, подоносчивей,

У кого под киркой и молотом

В камне сколотом брызги золота.

И скрежещет когтями длинными

В буреломе душа тигриная,

Что глазами товарищ Сталина

На горящий костёр уставлено

Неотрывно и настороженно,

Затаённо и затаёженно.

Ноябрь 1988

 

***


 

ПАМЯТИ ДЕДА ФЁДОРА


 

Он стряхивал пыль с ладоней

Расстрелянных площадей,

Влачили по миру кони

Веселых его друзей

В упряжках и одиночно,

На спинах и за собой.

Вставал над горой восточной

Тромб свежий и кровяной.

А бабы лущили семя

Лениво в стогах тугих,

И смерть продлевала время

Безмолвных, слепых, глухих,

А наших валила с сёдел

Несчитанное число,

Как будто вливала в воду

Расплавленное стекло,

И наши валялись в маках,

Присыпанные пыльцой.

Им лошади и собаки

Облизывали лицо.

Декабрь 1988


 

***


 

ФРАГМЕНТ


 

Мы ушли до рассвета

Под остывшей луной.

Лес был странного цвета –

С голубизной.

В травянистых подушках

Гас неискренний смех,

И считала кукушка

Сразу про всех.

Май 1989


 

***

 

1937

 

Бабушка в клеточку.

Дочка в полосочку.

Славная деточка

Мнёт папиросочку

В пухленьких пальчиках.

Рядом в матросочках

Девочка с мальчиком.

Фото на досточке

Вклеено в рамочку

Обыкновенную.

Туфли, панамочка…

Всё довоенное…

Август 1989

 

***


 


 

Ваша ранняя смерть

Не замолит грехи.

Жизнь короче на треть

У границы стихий,

Потому что быстрей

Там секунда и час,

Вероятность верней

И реальнее шанс.


 

У границы стихий

Враг милее, чем брат,

Торжество панихид,

Поминаний обряд,

Волчий вой да псалмы,

Да границы черта,

Золотые умы

Не родят ни черта.


 

У границы стихий

В царстве смежных наук

Прозаичней стихи

И безжалостней друг,

Беспробуднее сон,

Разноцветнее сны,

Меж обломков колонн

Мира нет и войны,


 

Лишь под знаком беды

У границы границ

Замерзают ряды

Боевых единиц,

И сдирает сапог

Проходящих волхвов

Глянец с розовых щёк

Королей и вальтов.

Сентябрь 1989

 

***

 

Откликнется-аукнется...

Однажды жили-были...

Ах, матушка-заступница,

Зачем же их убили?

Почто они усердствуют,

Чтоб выполнить наказ

Отдельной жизнью жертвовать

За-ради счастья масс?

Зачем играли в классики,

Цитируя примеры,

Неистовые классики

И селекционеры?

Не прочитать и в сказочке

Счастливее судьбы,

Под тенью от указочки

Гробы, гробы, гробы...

Земля моя бездонная

Под омертвевшим солнцем,

Даль небушка суконного

Под слепеньким оконцем...

Встают травою сорною,

Взрастают из трясин

Забитые, покорные

И бравшие Берлин.

Сентябрь 1990

 

***

 

Мой город очумел,

Как вся моя страна,

Остались не у дел

Былые имена,

К низвергнутым богам

Вернулись бунтари,

Замаливая срам,

Ушли в монастыри,

А в ворсе их ковров

Впечатался навек

Кирзовых сапогов

Подошвенный рельеф.

Июнь 1991

 

***

 

Ломились в двери стражники

Ночами полусонными,

И уходили странники

Колоннами, колоннами.

Им вслед косились здания

Глазастыми фасадами,

Качались в сёдлах пьяные

Легионеры-всадники.

Наивное, небитое,

Святое поколение

Шло стадом несосчитанным

В восточном направлении…

Ноябрь 1991

 

***

 


 

БАЛЛАДА I


 

Когда я крикнул: «С нами Бог!»,

В меня вселился бес,

И я, стрелу отведав, сдох,

Свалился и воскрес.


 

Покинув тело не спеша,

Эпифиз потеряв,

Взлетела падшая душа,

На облаке застряв.


 

Улёгшись в Божию кровать,

От страха разомлев,

Душа склонилась наблюдать

За битвой на земле.


 

Без всяких видимых причин,

Развив стальную прыть,

Сошлись три тысячи мужчин

Друг дружку замочить.


 

Наполнен смертью каждый миг,

И смерть всего сильней,

Металл в металл, зуб в зуб и крик

Испуганных людей.


 

И в месте том, где я лежал

И пол-секунды жил,

Прицельный арбалетный залп

Друзей моих сложил,


 

А мимо, будто в пьяном сне,

Доспехами звеня,

Скакал на бешеном коне

Тот, кто убил меня,


 

Он ехал мимо тел врага,

Описывая круг,

Качались мерно в такт шагам

Колчан его и лук.


 

Смеркалось. Вилась мошкара

Над сонною травой.

У бивуачного костра

Собрались, кто живой,


 

Постлали шкуры, разлеглись

В кровище и пыли

Меж трупов тех, кто не сдались,

И песню завели,


 

Добили пленных, захмелев

От пищи и вина,

Клялись любить прекрасных дев

Как кончится война…


 

Средь них лишь мой убийца, трезв,

Сидел как сирота,

И был он страшен даже без

Доспехов и щита.


 

Казалась будто бы чужой

Ему родная речь.

И, поднявшись, убийца мой

Вдруг бросился на меч.


 

И острие вонзилось в цель,

Раздался рёбер хруст,

Мелькнули на его лице

Растерянность и грусть.


 

Обмякло тело, не дыша,

И в розовом огне

Взлетела вмиг его душа

На облако ко мне.


 

Небесный свет со всех сторон

Обоих окружил.

Я был наёмником, и он

Наёмником служил,


 

И он погиб в краю чужом,

И я в чужом краю,

Из наших лат, пошедших в слом,

Медали откуют,


 

Назначат пенсию вдове

Моей, вдове его.

Что августейше голове

До павших? Ничего.


 

Преддверье рая. Трубный глас

И души мертвецов.

Неясно, кто кого из нас

Убил, в конце концов?


 

Возможно, дело прояснит

В трудах учёный псих,

Быть может кто-то сочинит

Балладу или стих,


 

В котором, медленно струясь,

Потянут рифмы в сон,

Где обезличен буду я

И обезличен он.

Сентябрь 1992


 

***


 

МАРШ


 

Тоска неведомой страны.

Прямая цель,

И небеса отражены

Через прицел.

Приказ – и нет на нас вины,

И мозг истлел.

Жарой тела обожжены

И, если б не было войны,

Возможно, кто-нибудь из нас

И уцелел.


 

От БТРа колея –

Дорожка в ад.

Вдали не видно ни ..,

Лишь горы в ряд.

Промеж спалённого хламья

Идёт отряд,

И наши мысли – чешуя,

Поскольку жирная свинья

Послала в вечные края

Морской десант.


 

Всё горячей и горячей

Команды бред.

Осколок солнца на плече

Как эполет.

Нам не зажгут в гробах свечей

Унылый свет.

Уроет пресса палачей,

Изымет деньги казначей,

И личных не найдут вещей

И партбилет.


 

Подобран для отправки в ад

Размерный ГОСТ.

Десантный бешеный отряд

Шагает в рост.

Желаньям нет пути назад,

Подорван мост.

Не будет денег и наград,

И по телам пройдёт парад,

И наши души полетят

Парадом звёзд.

Январь 1993


 

***


 


 


 


 


 

МОНАХ


 

В изжёлто-зелёных драмах

Я редко ругал неверных,

За что был однажды послан

С неверными воевать.

За смелость неверных в драке

Меня наградил посмертно

Гарант, отчеканив орден.

Какой? Я забыл узнать.


 

Монах, проходя погостом,

Расчистил мою могилу,

Поставил ровней надгробье,

В сердцах сколотил скамью,

А были мы с ним погодки...

Наверно, он черпал силу

Из веры, а с ней - здоровье,

С которым берут в раю.


 

И я спросил у монаха:

- «Зачем обо мне напомнил,

И попусту тратил силы

На павшего не за грош?»

Ответил монах: - «Мир праху,

Но ты не один покоен,

К тому же у всех могилы

И за год не уберёшь.»


 

И я согласился. Чистить

Замучается служивый.

Он знал обо мне немного -

Две даты и как зовут.

И вновь на могилу листья

Упали, и вновь я не жил,

Монах же пошёл дорогой,

Что в детский вела приют.

Сентябрь 1993


 

***


 


 

В который раз победно кончилась война,

Распалась рать на составные гайки,

И он приехал в город, где жила она

В отдельной многолюдной коммуналке.

Вслед за войной окончен был последний бал,

Мы шли домой проспектом коридорным,

А на асфальте между нами танцевал

Гуляка-ветер, мальчик беспризорный.

Бутылка красного вина, одна на всех,

По ходу дела вкруг передавалась.,

Там, на войне оставлен был последний грех,

Как предрекал товарищ Нострадамус.

Обнявшись пальцами, они брели средь нас,

Все чаще и все больше отставая,

И как случалось до войны, в который раз

Умчались в первом утреннем трамвае.

Умчались вновь, чтоб до войны побыть вдвоем

И не бояться никого на свете,

А может даже расписаться вдруг тайком

В каком-нибудь муниципалитете.

Витал над ними в небесах незримый рок

И предстояло вскоре расставаться.

О них вам многое поведать бы я мог,

Но вновь война, и надо собираться.

Январь 1994


 

***


 

БАЛЛАДА II


 

Кто невесел перед боем?

Это ты, великий воин?

Ты надёжен, ты спокоен,

Словно скалы поутру.

Что тебя гнетёт и гложет?

Мысль о тех, кто кости сложит,

Если не поможет Боже,

К погребальному костру?

Звёзды гаснут, будто свечи.

Ты не вечен, я не вечен.

В краткий миг последней встречи

Предсказаньем упреди,

Чтобы гибель не ускорить,

Чтобы честь не опозорить,

И какое злое горе

Поджидает впереди.

Мы придворными не стали.

Ты в опале, я в опале.

Наши мышца твёрже стали,

Наши нервы – барахло.

Наши мозги под плюмажем,

Наши помыслы бумажны

И, в конце концов, неважно,

Повезло… Не повезло…

Мы с тобой покуда, вроде,

Не глупцы и не уроды.

Ты свободен, я свободен

От присяги и любви.

Ты не нищий, я не нищий,

А за нами пепелище.

Береги себя, дружище,

Если надо – позови.

Январь 1998


 

***


 

ВОИН


 

Вперёд, усталый воин!

Не мешкай. Не грусти.

С надеждой и покоем

Тебе не по пути.

Потомки диких россов,

Упёртых на восход,

Не задают вопросов,

А движутся вперёд

Гигантскими шагами,

Не открывая глаз.

Ты жил когда-то с нами,

Теперь умрёшь за нас,

А мы закатим тризну

Над логовом врагов

За милую Отчизну,

И будем ждать того

Безумного героя

И персонажа од,

Кто встанет за тобою

Иль очередь займёт

К предфинишному старту,

Едва вооружась.

И будет воры каркать,

Заранее кружась.

Август 2007


 

***


 

Взорваны дороги, фабрики, мосты,

У моей любимой кончились цветы.

Я напялю каску, броник, галифе,

Позвоню любимой пригласить в кафе.

Долго будет трубка рации гудеть,

А потом ответит: "нечего одеть".

Уболтаю, встречу, проскочив под дым,

Окунусь в источник милой ерунды,

Закажу, что любит - брынза, курага..,

А себе пол-пиццы из ушей врага,

Подолью трехкратно пузырьковый хмель,

Засажу из горла молотов коктейль,

А как отлучится, нос напудрить чтоб,

Мотанусь к кладбищу и нарву цветов,

Провожу до дома как безмолвный страж,

Поцелую в щечку и вернусь в блиндаж.

Февраль 2011

***